ГАРЕГИН НЖДЕ
1. К армянскому революционному движению я примкнул 17-ти лет, еще гимназистом. Затем я бросил университет, чтобы боротmся против царизма и султанизма. В 1906 г. я перебрался в Болгарию и при содействии лидеров македонского освободительного движения Бориса Сарафова и Лиапова Гурина поступил в офицерскую школу им. Дмитрия Николова в Софии. По окончании школы я вернулся на Кавказ, чтобы с гайдукским отрядом Мурада перейти в Турецкую Армению.После этого я действовал в Персии. В 1909 г. вновь вернулся на Кавказ и был арестован. Более 3 лет я провел в тюрьмах от Джульфы до Петербурга; после известного суда над 163-мя членами "Дашнакцутюн", во избежание ссылки в Сибирь я ушел в Болгарию.
2. В 1912. я собрал роту армянских добровольцев и вместе с Андраником участвовал в Балканской войне за освобождение Македонии и Фракии. В завершающий период мы,как революционеры, отказались от участия в войне между балканскими народами и расформировали армянскую роту. В ходе этой войны я получил ранение. Армянский стяг и грудь армянских воинов были украшены крестами за храбрость.
3. С началом мировой войны, получив прощение от царского правительства, я вернулся на Кавказ, чтобы участвовать в боевых действиях против Турции. В первый период войны я был заместителем командира 2-ого армянского добровольческого батальона, в последующем командовал отдельной армяно-езидской частью.
4. В 1917. с небольшим отрядом я пришел на помощь окруженному Кохбу и спас армян этого района. В тот же период я перешел в Абас Гел, вступил в контакт с езидами и вместе с их лидером Иво бегом вернулся в Тифлис, где свел его с Армянским Национальным Советом.
5. Накануне провозглашения Независимости Армении я вел бои под Аладжой, благодаря чему армянским частям, отступающим по лини Эрзрум-Сарикамиш-Карс, удалось без потерь выйти к Александрополю; я переправился через Арпачай лишь с последним отступающим армянским солдатом и только когда моим людям удалось вывезти из Ани материалы раскопок профессора Марра.
6. В конце мая 1918 г. я руководил сражением при Каракилисе, в котором получил ранение. Я был представлен к высшей награде за храбрость. Надо признать, что без Каракилисского сражения не было бы не только сегодняшней Армении, но и живущих там сейчас армян. Трехдневная героическая битва под Каракилисой спасла от поголовного уничтожения армян Араратской долины и стала фундаментом Армянского государства.
7. В период независимости Армении осенью 1919 г. я спас 2-й армянский полк, попавший в окружение между Давалу и Веди.
8. Во второй половине 1919 г. я перешел в Сюник для оказания помощи Гохтану , осажденному войсками Эдиф бега и обреченному на голод и уничтожение. Были спасены и сам край и его армянское население.
9. С этого времени я посвятил себя делу защиты и спасения от уничтожения армян Капана и Аревика, отражая постоянные нападения мусаватистского Азербайджана и турецких пашей Нури и Халила.
10. В середине 1920 г., после того, как подразделения Дро оставили Зангезур и Карабах, я принял на себя руководство самообороной всего Сюника. Этот горный край, который, согласно соглашению между армянским правительством и представителем Москвы Леграном, был передан Азербайджану, абсолютно оторванный от внешнего мира, без достаточных запасов продовольствия и оружия, при отсутствии офицерских кадров и какой -либо помощи извне, в политической изоляции, после года боев на два фронта смог продиктовать свою волю советскому правительству. При Мясникяне, декларацией от июня 1921 г., Сюник был признан частью матери-родины - Армении. Благодаря обороне Сюника были спасены также армянская интеллигенция, революционные и боевые элементы армянства.
11. Моя жизнь и моя деятельность свидетельствуют о следующем;
- Я всегда приходил в моменты опасности. В мирное время я не стремился к должностям, поскольку не испытывал влечения к ним. Я всегда предпочитал руководить ополченцами, народными силами, испытывая некоторую холодность к т. н. регулярным подразделениям. Командиров я выдвигал из народа и выковал их, если так можно выразиться, по его образу и подобию. На войне я всегда оставался человеком даже по отношению к туркам и татарам - свидетельсво этому мои приказы и воззвания к подчиненным мне частям. Приписываемое мне советской властью - обычная пропагандистская клевета, рожденная стремлением любой ценой очернить противника. Я никогда не использовал помощь внешних сил и даже средства собственного государства. Я следовал обету Мамиконянов, был человеком глубокой веры и этики, потому мне приходилось испить из чаши горести. Бог и моя Родина всегда были на первом месте в моем храме веры. Армения являлась для меня святыней. Я жил и дышал ею, всегда готвый ради нее страдать, жертвовать и отдать саму жизнь. Она была священной болью, радостью, смыслом моего существования, моим бессмертием, высшим правом и обязанностью; в то же время народ страны горячо привязался и всецело верил мне. Со мной враждовали лишенные чувства святого полуинтеллигенты и военные, руководствующиеся лишь бумажными правилами. В течение всей жизни я никогда не получал жалования (лишь один раз в Америке я нарушил этот свой принцип, согласившись, чтобы мне выплачивалось еженедельное жалование. Нарушил и был справедливо наказан. С тех пор человечоская низость повсюду следует за мной как тень). Я отказалься даже от пенсии, назначенной мне инностранным государством. Имея все восможности жить в роскоши, я жил как человек из народа - почти бедно. Одной из самых больших в мире мерзостей для революционера, воина и патриота я считал бытовой материализм.
Покидая Армению, я взял с собой шкуру тигра, убитого моими солдатами на армянском берегу Аракса, - мое единственное вознаграждение. Кинжал Джамал паши - мой единственный военный трофей. Пусть будут положены со мной в могилу на мою грудь этот кинжал, не знавший поражений флаг Сюника и старый армянский словарь - единственное мое утешение в изгнании.
12. Вне Армении армянам грозит вырождение. Лишь с помощью глубокого познания и осознания национальных ценностей, добродетелей и святынь, можно бороться с этим злом, для чего я и создал движение, названное мною Цегакронутюн. Целью его было вернуть армянину чувство хозяина своей Родины, спасая его от духовной и политической бездомности и беспризорности вне родной страны. Это было патриотическое движение, лишь обновившись в котором могли объединиться все отдельные политические течения армянства. Из-за этой проповеди патриотизма меня предала раскольническая, безродная и пораженческая часть армянства.
Я прощаю всех, прошаю по двум причинам: во-первых, мое национальное исповедание не позволяет мне испытывать вражду к какому-либо армянину; во-вторых, я глубоко понимаю этих несчастных, которые еще не преодолели в себе раба и поэтому остаются бессильными и злобными.
Как у тоскующего по Родине изгнаника, у меня есть лишь одно желание - умереть в родных горах.
13. В Болгарии произошел государственный переворот, созревший благодаря военно-политической обстановке. Ожидается Красная Армия. Зная, что меня ждет, я все же решил остаться, несмотря на то, что есть возможность перебраться в Вену на самолете. Я не покидаю Болгарию, чтобы не подверглась преследованию моя организация. У меня есть еще более весомые причины остаться, известные двум моим друзьям.
Пришла Советская армия и произошло то, что я ожидал. Пользуясь нынешней неразберихой, несколько армян - не вскормленные молоком своей нации вырожденцы - уже приступили к делу. Они - по преимуществу сапожники - как полицейские агенты в сопровождении вооруженной болгарской милиции ходят по домам и ищут меня.
Навеки отвратительные рабы, которые всегда использовали иностранные силы для утоления своей бессильной злобы и уничтожения своих врагов среди соотечественников.
Не менее отвратительны, однако, и националисты, лишь по названию являющиеся таковыми. Со своей базарной моралью они опустились до скотского уровня. Знакомые, друзья, родственники - никто не откроет тебе дверь, даже если ты с крестом назаретянина на спине и в терновом венке на окровавленном челе будешь искать у них прибежища. Забыли, забыли все, что только благодаря моим усилиям их не постигла участь евреев, и четыре года они все только богатели и богатели. Те, кто еще вчера искали твоего приветствия, сегодня убегают даже от одного твоего имени, от твоей тени.
Красные ждут меня. Низок тот, кто при всех обстоятельствах предпочитает жизнь смерти. Пусть свершится неизбежное. Сегодня я связан с жизнью лишь в той степени, в которой я чувствую себя обязанным служить Армении.
Где ты, где, достойный почтения народ Армении, с сердцем властелина, чья душа всегда умеет возвышаться во время опасностей.
Диаспора, ты еще раз заставила меня пережить горечь стыда. Позор тебе!
2. В 1912. я собрал роту армянских добровольцев и вместе с Андраником участвовал в Балканской войне за освобождение Македонии и Фракии. В завершающий период мы,как революционеры, отказались от участия в войне между балканскими народами и расформировали армянскую роту. В ходе этой войны я получил ранение. Армянский стяг и грудь армянских воинов были украшены крестами за храбрость.
3. С началом мировой войны, получив прощение от царского правительства, я вернулся на Кавказ, чтобы участвовать в боевых действиях против Турции. В первый период войны я был заместителем командира 2-ого армянского добровольческого батальона, в последующем командовал отдельной армяно-езидской частью.
4. В 1917. с небольшим отрядом я пришел на помощь окруженному Кохбу и спас армян этого района. В тот же период я перешел в Абас Гел, вступил в контакт с езидами и вместе с их лидером Иво бегом вернулся в Тифлис, где свел его с Армянским Национальным Советом.
5. Накануне провозглашения Независимости Армении я вел бои под Аладжой, благодаря чему армянским частям, отступающим по лини Эрзрум-Сарикамиш-Карс, удалось без потерь выйти к Александрополю; я переправился через Арпачай лишь с последним отступающим армянским солдатом и только когда моим людям удалось вывезти из Ани материалы раскопок профессора Марра.
6. В конце мая 1918 г. я руководил сражением при Каракилисе, в котором получил ранение. Я был представлен к высшей награде за храбрость. Надо признать, что без Каракилисского сражения не было бы не только сегодняшней Армении, но и живущих там сейчас армян. Трехдневная героическая битва под Каракилисой спасла от поголовного уничтожения армян Араратской долины и стала фундаментом Армянского государства.
7. В период независимости Армении осенью 1919 г. я спас 2-й армянский полк, попавший в окружение между Давалу и Веди.
8. Во второй половине 1919 г. я перешел в Сюник для оказания помощи Гохтану , осажденному войсками Эдиф бега и обреченному на голод и уничтожение. Были спасены и сам край и его армянское население.
9. С этого времени я посвятил себя делу защиты и спасения от уничтожения армян Капана и Аревика, отражая постоянные нападения мусаватистского Азербайджана и турецких пашей Нури и Халила.
10. В середине 1920 г., после того, как подразделения Дро оставили Зангезур и Карабах, я принял на себя руководство самообороной всего Сюника. Этот горный край, который, согласно соглашению между армянским правительством и представителем Москвы Леграном, был передан Азербайджану, абсолютно оторванный от внешнего мира, без достаточных запасов продовольствия и оружия, при отсутствии офицерских кадров и какой -либо помощи извне, в политической изоляции, после года боев на два фронта смог продиктовать свою волю советскому правительству. При Мясникяне, декларацией от июня 1921 г., Сюник был признан частью матери-родины - Армении. Благодаря обороне Сюника были спасены также армянская интеллигенция, революционные и боевые элементы армянства.
11. Моя жизнь и моя деятельность свидетельствуют о следующем;
- Я всегда приходил в моменты опасности. В мирное время я не стремился к должностям, поскольку не испытывал влечения к ним. Я всегда предпочитал руководить ополченцами, народными силами, испытывая некоторую холодность к т. н. регулярным подразделениям. Командиров я выдвигал из народа и выковал их, если так можно выразиться, по его образу и подобию. На войне я всегда оставался человеком даже по отношению к туркам и татарам - свидетельсво этому мои приказы и воззвания к подчиненным мне частям. Приписываемое мне советской властью - обычная пропагандистская клевета, рожденная стремлением любой ценой очернить противника. Я никогда не использовал помощь внешних сил и даже средства собственного государства. Я следовал обету Мамиконянов, был человеком глубокой веры и этики, потому мне приходилось испить из чаши горести. Бог и моя Родина всегда были на первом месте в моем храме веры. Армения являлась для меня святыней. Я жил и дышал ею, всегда готвый ради нее страдать, жертвовать и отдать саму жизнь. Она была священной болью, радостью, смыслом моего существования, моим бессмертием, высшим правом и обязанностью; в то же время народ страны горячо привязался и всецело верил мне. Со мной враждовали лишенные чувства святого полуинтеллигенты и военные, руководствующиеся лишь бумажными правилами. В течение всей жизни я никогда не получал жалования (лишь один раз в Америке я нарушил этот свой принцип, согласившись, чтобы мне выплачивалось еженедельное жалование. Нарушил и был справедливо наказан. С тех пор человечоская низость повсюду следует за мной как тень). Я отказалься даже от пенсии, назначенной мне инностранным государством. Имея все восможности жить в роскоши, я жил как человек из народа - почти бедно. Одной из самых больших в мире мерзостей для революционера, воина и патриота я считал бытовой материализм.
Покидая Армению, я взял с собой шкуру тигра, убитого моими солдатами на армянском берегу Аракса, - мое единственное вознаграждение. Кинжал Джамал паши - мой единственный военный трофей. Пусть будут положены со мной в могилу на мою грудь этот кинжал, не знавший поражений флаг Сюника и старый армянский словарь - единственное мое утешение в изгнании.
12. Вне Армении армянам грозит вырождение. Лишь с помощью глубокого познания и осознания национальных ценностей, добродетелей и святынь, можно бороться с этим злом, для чего я и создал движение, названное мною Цегакронутюн. Целью его было вернуть армянину чувство хозяина своей Родины, спасая его от духовной и политической бездомности и беспризорности вне родной страны. Это было патриотическое движение, лишь обновившись в котором могли объединиться все отдельные политические течения армянства. Из-за этой проповеди патриотизма меня предала раскольническая, безродная и пораженческая часть армянства.
Я прощаю всех, прошаю по двум причинам: во-первых, мое национальное исповедание не позволяет мне испытывать вражду к какому-либо армянину; во-вторых, я глубоко понимаю этих несчастных, которые еще не преодолели в себе раба и поэтому остаются бессильными и злобными.
Как у тоскующего по Родине изгнаника, у меня есть лишь одно желание - умереть в родных горах.
13. В Болгарии произошел государственный переворот, созревший благодаря военно-политической обстановке. Ожидается Красная Армия. Зная, что меня ждет, я все же решил остаться, несмотря на то, что есть возможность перебраться в Вену на самолете. Я не покидаю Болгарию, чтобы не подверглась преследованию моя организация. У меня есть еще более весомые причины остаться, известные двум моим друзьям.
Пришла Советская армия и произошло то, что я ожидал. Пользуясь нынешней неразберихой, несколько армян - не вскормленные молоком своей нации вырожденцы - уже приступили к делу. Они - по преимуществу сапожники - как полицейские агенты в сопровождении вооруженной болгарской милиции ходят по домам и ищут меня.
Навеки отвратительные рабы, которые всегда использовали иностранные силы для утоления своей бессильной злобы и уничтожения своих врагов среди соотечественников.
Не менее отвратительны, однако, и националисты, лишь по названию являющиеся таковыми. Со своей базарной моралью они опустились до скотского уровня. Знакомые, друзья, родственники - никто не откроет тебе дверь, даже если ты с крестом назаретянина на спине и в терновом венке на окровавленном челе будешь искать у них прибежища. Забыли, забыли все, что только благодаря моим усилиям их не постигла участь евреев, и четыре года они все только богатели и богатели. Те, кто еще вчера искали твоего приветствия, сегодня убегают даже от одного твоего имени, от твоей тени.
Красные ждут меня. Низок тот, кто при всех обстоятельствах предпочитает жизнь смерти. Пусть свершится неизбежное. Сегодня я связан с жизнью лишь в той степени, в которой я чувствую себя обязанным служить Армении.
Где ты, где, достойный почтения народ Армении, с сердцем властелина, чья душа всегда умеет возвышаться во время опасностей.
Диаспора, ты еще раз заставила меня пережить горечь стыда. Позор тебе!
Нжде.
Сентябрь 1944 г. София.
Архив МНБ Армении, дело 11278, т. 4.
Сентябрь 1944 г. София.
Архив МНБ Армении, дело 11278, т. 4.
Комментариев нет:
Отправить комментарий